Шли вторые сутки пути. Петр было задремал под стук колес, но ненадолго. Теперь лежал, закинув руки за голову, и вспоминал эту историю.
Из армии они с Сенькой-Монголом пришли в конце мая 1996-го. Вместе их призывали, вместе и вернулись. Как рады были все! Как мама плакала, обнимая!
По селу неслось:
— Петька Ивашов с Сенькой Кареевым из армии вернулись!
После бани с роднёй столовались. Потом на речку. Костер развели. Девчонки пришли. Выпивали за встречу да за любовь. Валька Сонина попросила «в кустики» проводить — ужей она боялась.
Вернулись к костру, и заснул, разморило. Через неделю уехал в Новый Уренгой. Валя от кого-то адрес узнала. Письма присылала. Грозилась приехать. Потом написала, что беременна. В начале марта поздравила с рождением сына, попросила написать ответ. Мол, напиши, как будем сына растить. Вот тогда и сглупил. Написал, разоткровенничался. Алименты заочно присудили. Мама со стыда не знала куда деваться. Забрал её к себе. Двадцать три года прошло, а как будто всё вчера было. Каким этот сын вырос?
— Ничего, скоро уже, — прошептал, проваливаясь в дрёму.
Вышел на станции, огляделся. Мало что изменилось, разве что «извозчиков» прибавилось.
— До Раздольного подкинешь? Сколько? Лады. Поехали.
Такси остановил на краю села, около дома Сашки Кареева, брата Сеньки-Монгола.
Сашка обрадовался. Сразу за стол. Велел жене Наталье баньку затопить. Стали молодые годы вспоминать. Сашка хоть и старше на пять лет, но молодость тоже в «лихие» 90-е прожил. Сеньку помянули.
— Жаль его. Молодой ушел, — начал Петр про друга. – Я его звал с собой, не захотел он. Говорил: «Ты меня ещё в Магадан позови».
— Жалеть нечего, — отрезал Сашка, — судьба. У каждого своя жизненная книжка есть. Сколько в ней написано – столько и проживешь. Был я у него, землицы родной отвозил. Он там, в городе, в почете. На бандитской аллее покоится. Не вороши больное, Петя. Давай лучше о себе рассказывай. Пошли-ка на крылечко, покурим.
Хорошо. Лето. Как будто и не уезжал никуда. Тихо. Какой-то вон пацан на мотоцикле едет, как сам он когда-то/
Сашка свистнул (умеет ещё), рукой замахал. Зовет мотоциклиста.
— Ты кого? – спросил Петр. – Знакомый?
— Сейчас увидишь, — хитро, по-монгольски, прищурился Санек.
Парень подъехал. Слез с байка, идет. «Ёклмн, да это же Сеня-Монгол в молодости», — как искрой пробежало в голове Петра.
— Здорово, дядь Сань, — улыбнулся парень, — зачем звал?
— Зачем-зачем, — тоже улыбаясь, ответил Сашка. – Вот, с гостем хочу тебя познакомить. Знакомьтесь.
Пацан руку протянул:
— Пётр. Сонин.
— Пётр, — поперхнувшись, выговорил Пётр. – Ивашов …
— Рюмаху дёрнешь с нами, Петьк? – вовремя как-то спросил Сашка.
— Нет, дядь Сань, не буду. Я за рулем, — отказалась копия Сеньки-Монгола. – Поеду я.
— Ну, давай, — отпустил парня Сашка. – А мамка твоя дома?
— Дома, — отозвался молодой, щелкнув скоростным рычагом «мотика». – Где ж ей быть?
— Ну что? Видал? – кивнул Саня в сторону умчавшегося парня.
— Видал, — эхом отозвался Петр. – Видал … Он кто?
— Ха-ха, — заржал Санька. – Тебе ж сказали – Петька. Сонин!
— Выходит, сын мой что ли? – спросил Петр.
— Он, выходит, — щурился Сашка, наслаждаясь растерянностью Петра.
— А почему вылитый Сеня-Монгол? И на тебя похож тоже, – глядя в упор на Сашку, с нескрываемой досадой спросил Петр.
— Это я не знаю. Это не знаю. Надо у Валюхи Сониной спрашивать. У матери Петькиной. Сейчас бутылку возьмем и пойдем. Она, слышь, дома. Её и спросим, — засуетился Сашка.
Валька постарела. Волосы с проседью. Встретила неприветливо:
— Что припёрлись, кобели старые? Чую, вопросов у вас ко мне много. Ну, давайте – задавайте.
— Да ты, Валюш, не кипятись, — успокаивал Сашка. – Мы поговорить. Может сначала по маленькой …
— Здравствуй, Валь! – поздоровался Петр.
— Здравствуй! Пить не собираюсь, разве что пригублю чуть-чуть, — добрела понемногу Валентина. – Стаканы, закуску вынесу. Пейте, если жёны разрешают. Вино ваше.
Выпили. Валентина сама разговор завела. Видно, и её душа все годы маялась.
— Ты тогда уснул, — не глядя, обратилась она к Петру. – Я домой пошла. А Сеню-Монгола сами знаете. Он за мной увязался. Ну и … Почти силой меня взял. Почувствовала потом, что беременная. Подумала, что твой ребенок. Ты тогда первым был. Стала писать тебе. Когда ответ получила, пошла в суд. Мамка велела так сделать. А младенцем Петька на меня был похож, потом переменился. Вылитый Сеня-Монгол стал. Да, виновата я перед тобой. Сына на твои алименты поднимала. Что же теперь? Взыскивай деньги назад. Мне теперь все равно. Петька уже большой, сам прокормится …
То ли от водки, то ли от слов Валентины легко стало на душе у Петра, сказал в ответ:
— Мне Сеня как брат. С первого класса мы с Монголом вместе были. В армии друг за друга стояли. О каких деньгах ты говоришь. Я сейчас даже рад, что так получилось. А тебе, Валя, спасибо. Я видел сына твоего. Хорошего парня вырастила. Жаль, что не от меня он.
— Наш он, — скрепя зубами, заверил подвыпивший Сашка. – Надо ему отчество и фамилию поменять. Он мой племяш – Кареев Петр Семенович!
Вагон чуть потряхивало. Поезд приближался к Новому Уренгою. Петр стал, не торопясь, собираться. Когда ехал на родину, в Раздольное, суета какая-то в душе была. Сейчас пусто. Вот она жизнь, вечно в ней всё не так.
