Гасанов Абид Гасан Оглы появился в Сосновке через год после того, как откинулся с зоны Петя Орлашкин, известный в поселке бандюган. Петя, изрядно приняв на грудь по случаю встречи друга-сидельца, предупредил в первый же день всех, весь поселок:
– Это Абид, мой братан. Кто обидит – пришибу …
Предупредил, а через неделю свалил из Сосновки, так как срок административного надзора в отношении его закончился. В наследство дружку Абиду Петя оставил свою маруху, санитарку местного здравпункта Клаву Денисенко, по прозвищу Красная Шапочка, и теплый кров в виде отдельной квартиры в срубленном из сосны бараке.
* * *
Так как «черножопый» Абид был человеком общительным и поднадзорным, к тому же малорослым и на вид тщедушным, народ Сосновки его принял, не боялся, но наказ Пети Орлашкина все же помнил.
В первое же лето Оглы подрядился пасти стадо. На общем сходе сельчан он запросил за взрослую голову 850 рублей в месяц, за подтелка — 600, за козу (овцу) — 250. Народ поворчал-поворчал, но согласился, деваться было некуда. В основном владельцами КРС были люди престарелые, имели проблемы с ногами. Согласились, шли и рассуждали:
– А пускай его по лесу-то побегает. По кочкам-то, да по трущобе. У нас тут ведь не степи. Да комарьё пусть его погрызёт, тогда узнает, почём фунт лиха.
На удивление всех пастух не бегал. Скорее, стадо за ним бегало. На выгоне он давал сигнал ударом кнута, и коровы послушно шли за пастухом. Полдня он прогуливал их по лесу, а в полдень приводил на водопой и отдых на окраину поселка, к речке. После обеда всё опять повторялось.
За первый месяц пастьбы ни одна животина из пятидесяти голов не потерялась, не поранилась. Народ удивлялся: «Видно, какой-то заговор мусульман знает, едрить его кнут». Заплатили пастуху первую зарплату. Некоторые ждали, что с радости нажрётся и на выгоне утром не появится. Такое с прежними пастухами бывало не раз. Но этот пришел. Трезвёхонек, как всегда, лыбится во весь рот. Ни в одном глазу. Зато Красная Шапочка оторвалась. Пацанам своим, Сашке и Сережке, накупила всяких сладостей и сама, говорят, бухнула по-взрослому.
Анне Семеновне Хохловой стукнуло пятьдесят шесть. Но она была вполне здорова, свежа, тело имела крепкое, подтянутое. Заметно молодилась. Работала бухгалтером в лесничестве. Мужа схоронила давно, но хозяйство держало крепкое.
Семеновна в последнее время стала замечать, что её Красава в стаде всё чаще рядом с Абидом Оглы пасётся. И со двора на выгон не вразвалочку, как бывало, идет, а торопко, чуть ли не вприпрыжку. Пастуха увидит – голову кверху и мычит. «Полюбился, видать, окаянный. Чем-то ублажил мою Красавушку», — шептала Семеновна, глядя на корову.
Как-то раз сама подошла к пастуху:
– Чем это ты, Абид, Красаву мою приманил? Заговор что ли какой знаешь? Так и льнет к тебе?
Засмеялся черт нерусский, заблестел глазами:
– Нет, Анне Семеновына. Заговор – нет. Лаской люблю. Как женщин. Она ласка любит, и я ласквый с ней, как с женщин.
– А что ж ты, к ней одной с этой лаской-то? — выспрашивала Семеновна. — Коров что ли мало? Да и Красная Шапочка у тебя есть. Её ласкай.
– Э-э, – посерьезнел пастух. – Красна Шачк – шалава. Прост жить негде пока. Мне хозяйка Красавки лазымсан.
– Что это ты про хозяйку-то сказал? — улыбнулась Анна. – Чудное какое-то слово – лазымсан. Как переводится.
– Нужна, – ответил Оглы.
— Это зачем я нужна? – не могла никак остановиться Анна.
– Лазымсан, – коротко ответил пастух.
– Лазымсан. Вот ещё, – по-девичьи фыркнула Анна Семеновна и пошла, нарочито покачивая бедрами.
На следующее утро к выгону Оглы шел с Красавкой уже от дома Семеновны. Народ шептался:
– Видать, ушел от Красной Шапочки. Вторую завел.
– Да им, мусульманам-то, можно и третью.
– А эта старуха-то на кого позарилась. На зека.
– В этом и дело, что зек. У него, говорят, прибор-то с шарами вживленными. Небось, позаришься …
– Ха-ха-ха!
Абид поселился в доме Хохловой всерьез. Поправил за зиму все, что требовало мужской руки. Хозяйство ещё более окрепло, а скотины увеличилось. Оглы к весне прикупил трех бычков на откорм и овец с ягнятами. Купил бэушный трактор, восстановил его. Пахал на нем огороды, возил дрова пенсионерам. Потом открыл лесопильню, нанял троих мужиков безработных. Стал покупать делянки в лесу. Жена-бухгалтерша в этом деле не последнюю роль играла.
Так жили четыре года. Анне в Сосновке откровенно завидовали. Абид был заботливый хозяин и любящий муж. Семеновна помолодела даже. Казалось, счастью её не будет конца. Но всё когда-то кончается. Вскоре закончился и надзор за бывшим зека Гасановым Абидом Гасаном Оглы.
Стоял октябрь. Туман висел над землей. Утром Абид позавтракал. Потом выгнал из сарая купленный две недели назад «Nissan». Вернулся в дом за ковром и чемоданом. Обнял свою престарелую гражданку и сказал:
– Храни тебья аллах, Анна. Мой дорога дальше. Я любиль тибья нежьна и бискарысна. Пиращай.
– Как «пиращай»? А я? Я же тебе – лазымсан… Сам говорил.
– Это было кагда, э-э-э …
Петька Арлашкин добирался в Сосновку. Что-то потянуло его на родину. Захотела воровская душа встречи с родными краями. Захотелось подышать лесом осенним, поесть соленых рыжиков. Он вышел из рейсового автобуса в Почамовке, в райцентр не поехал. Зашел в местный магазин. Взял три бутылки водки и копченую курицу. Сел на скамейку у дороги на Сосновку, засадил из горла граммов сто и стал ждать попутку. Вскоре услышал шум мотора. С трассы свернул КамАЗ-4310. За баранкой сидел сосновский, Алёшка Медведев.
– Здорово, Медмедь, – пробасил Петя, влезая в кабину. – Поехали.
Километрах в трех от Сосновки, у родника Теча, Петька велел Медмедю остановиться.
– Ну чо, Мидмедь, давай накатим, – вытащил Петька припасы из рюкзака.- Мусаров тута нет, и не приведи, господь, им быть … До дома, щитай, добрались …
Уделав пол-литра у родника и покурив, двинулись к машине.
– Послушай, кореш, – вдруг обратился Петька к Медмедю, – а дай прокатиться с километра два. Хочется настоящую машину в руках подержать …
Петруха раскочегарил КамАЗ по грунтовке до восьмидесяти км. Летели с пронзительным ревом.
– Плохая видимость. Превышение скорости. Незаконная передача управления транспортным средством. Да, товарищ майор, один и восемь промилле, средняя. Второй на глухаря. Увезли. Какой-то, Гасанов Абид Гасан Оглы, – докладывал начальству с места ДТП капитан ОГИБДД Ольхов.
* * *
По улице в сторону лесхоза шла Анна Семеновна Хохлова. На ногах её были поношенные глубокие калоши, одета была в старую рабочую фуфайку, в руках держала маленькую дамскую сумочку. Растрепанные седые волосы свисали с головы до плеч, наполовину закрывая лицо с ярко накрашенными красной помадой губами и глазами в голубых тенях. Она останавливала всех подряд, кто встречался ей по дороге, и спрашивала:
– Абид, я тебе лазымсан?
Некоторые встречные не понимали, о чём она, и переспрашивали: «Какой лазымсан?».
Другие сразу смекали, в чём дело. Обходили Семёновну и, повернувшись потом в её сторону, крутили пальцем у виска, добавляя при этом: «Совсем с катушек съехала после смерти этого черножопого …»
Вскоре приехал из облцентра сын Семеновны и увёз её. Говорили, что сдал чокнутую мамашу в дурдом.
